ОТДЕЛЕНИЯ КОНЦА 1920-Х ГОДОВ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ИМ 12 часть

Второе — это работа мысли. В самые трудные дни я обладал способностью читать трудные вещи и думать над ними. И теперь, придя с работы часов в пять с половиной и отдохнув до семи, я берусь за книги. За чтением и мыслями я не слышу суеты и шума барачной жизни. И все направляется к единому центру, и острие, направленное против основ моего миропонимания, становится во мне радостным утверждением «осанны»...»

В лагерях и ссылках находились тогда тысячи священников и десятки архиереев. Только в Мариинских лагерях отбывали свои сроки епископы Мануил (Лемешевский) и Варнава (Беляев). Тяжело было и тем, кого по освобождении из лагерей отправляли в ссылку. Освобожденный из Красновишерских лагерей московский диакон Михаил Астров, дядя которого в прошлом служил городским головой, был отправлен в ссылку в Казахстан, сначала в Семипалатинск, а потом в глухое село. Из лагерей он вышел больным чахоткой. За несколько дней до кончины, 15 октября 1936 года, он продиктовал свое последнее письмо родным:

«Дорогая, золотая, родная и хорошая бабушка Екатерина Степановна! Я плакал от радости, получив вчера ваше золотое, любящее письмо от 3 октября. Сколько в нем истинной заботы и участия к моей беспомощной участи. Конечно, эти условия жизни в Укдоле и прилегающей к нему деревне Хреновой у старушки представляются мне вполне подходящими. И я прошу, если можно, оставить их для меня. Спасибо вам, спасибо дорогому отцу Иоанну, спасибо старушке и всем. Но ведь срок мой кончается 31 декабря, потому и прошу подождать. Кроме того, с 10 сентября ст. ст. болезнь так резко скрутила меня... что теперь я ехать не в состоянии. Я при смерти... Страдания испытываю жестокие и мучительные до рыданий. Лекарств нет, врачи не обращают никакого внимания, только Фрося, как подвижница, сама полубольная, облегчает с великой нежностью горькие мои муки и пытки болезни. Не раз просил я Господа взять меня к Себе, и рад бы поскорей уйти к Нему, ибо исстрадался я совершенно, весь высох, руки и ноги, как плети, никакая пища не переваривается.

Фрося приходит переворачивать и поднимать меня на постели, язык отказывается часто служить мне из-за страшнейших кашля и одышки. Вот мое положение сейчас, но не все еще потеряно. Когда смерть дышит надо мною, так возможен и возврат к жизни, ибо все в руках Божиих. Думаю, что в ближайшие дни и недели разрешится вопрос жизни и смерти. На случай кончины, у всех прошу прощения и молитв обо мне недостойном. Рад и уйти к Богу, рад и вернуться к жизни. На все Его святая воля. Скорей бы только перестать страдать. Вот и потому, что еще не потеряна надежда возврата к жизни, прошу подождать меня с жилищем у старушки. Если Господь повернет болезнь к жизни, то обо времени приезда спишемся. А если скончаюсь, то Фрося сейчас же известит вас телеграммой и письмом.

Прощаюсь, мои дорогие и родные бабушка Зина, Лиза, Шура, Боря, Нина, дядя Валя, тетя Надя, Соня и ее домашние, Мария Павловна, Дуняша и все близкие знакомые.

Жизнь моя на волоске... Соне и всем прочтите это письмо. От Марии Павловны получил ее письмо от 28 августа. Очень благодарю, написать не могу, нет сил, это письмо пишет Фрося с моих слов. Марию Павловну прошу передать поклон тете Саше, Нюре, Оле и Тане крестнице. Мне тяжко и нечем дышать. А за квартиру в Укдоле у старушки еще раз всех благодарю и прошу пообождать, пока совершится воля Божия.

Храни вас всех Господь и Матерь Божия, Святитель Николай, преподобный Серафим, дорогие мои любимые. Милу и Зину благодарю за писанные письма. Пишите чаще, буду ждать». (Приписка рукой отца Михаила: «Христос с вами! Любящий вас горячо Миша»).

Смерть священнослужителей не в тюремном подвале и не на лагерных нарах в тридцатые годы была редкостью. Своей смертью и у себя дома скончался один из самых видных архипастырей двадцатого столетия митрополит Арсений (Стад-ницкий). Скончался он в ссылке, но после смерти митрополита Никандра (Феноменова) в 1933 году владыка Арсений, отбывавший ссылку с начала двадцатых годов в Туркестане, был назначен на овдовевшую кафедру. Ташкент, являвшийся местом его ссылки, стал еще и местом его архипастырского служения.

Митрополит Арсений (Стадницкий) родился 22 января 1862 года в селе Комарове Хотинского уезда Кишиневской губернии. В крещении был наречен Авксентием. Его отец, священник Георгий Стадницкий, по национальности молдаванин, служил настоятелем приходской церкви. Начальное образование будущий архипастырь получил в Единец-ком духовном училище, а среднее — в Кишиневской семинарии, по окончании которой в 1880 году был назначен на должность учителя в родное ему Единецкое училище. Но после года педагогической деятельности поступил в Киевскую духовную академию. В 1885 году Авксентий Стадницкий окончил академию со степенью кандидата богословия и званием магистранта, которого удостаивались лучшие выпускники, и получил назначение в Кишиневскую семинарию преподавателем греческого языка. Впоследствии преподавал также догматическое богословие, гражданскую историю и церковное пение. Талантливый педагог с обширными познаниями, с выдающимися административными способностями, он в 1887 году был назначен редактором «Кишиневских епархиальных ведомостей», оставаясь на этой должности до 1895 года.

В 1895 году будущий архипастырь недолго исполнял обязанности инспектора Кишиневской семинарии, а в конце этого года, после защиты магистерской диссертации был переведен на ту же должность в Новгород. 30 декабря 1895 года епископ Нарвский Иоанн (Кратиров) в Александро-Невской Лавре совершил постриг Авксентия Георгиевича с наречением ему имени Тверского святителя Арсения. За постригом последовало рукоположение во иеродиакона и иеромонаха. В октябре 1896 года иеромонах Арсений был назначен ректором Новгородской семинарии и архимандритом древнего монастыря святого Антония Римлянина. Всего полгода возглавлял он семинарию. В январе 1897 года его перевели в Сергиев Посад на должность инспектора Московской Духовной Академии. На него возложено было также чтение лекций по кафедре библейской истории. Указом Святейшего Синода от 4 марта 1898 года архимандрит Арсений назначается ректором Академии, а 28 февраля 1899 года в Храме Христа Спасителя состоялась его хиротония во епископа Волоколамского, третьего викария Московской епархии.

В течение пяти лет возглавлял преосвященный Арсений прославленную духовную школу России. Он был строгим ректором, требовательным к профессорам и студентам, но в основе его требовательности и даже властности лежала неподкупная прямота и высокое чувство ответственности перед Богом. С отеческой строгостью владыка ректор умел сочетать сердечную отзывчивость и доброту. По воспоминаниям современников, он непременно навещал заболевших преподавателей, а скончавшихся профессоров всегда сам отпевал и провожал до кладбища, при любой погоде и на любое расстояние.

Епископ Арсений был превосходным воспитателем вверенных его попечению учащихся. К каждому студенту он находил нестандартный, индивидуальный подход. Многим из них помог в выборе жизненного пути — такого, который бы соответствовал их внутреннему расположению. Среди тех студентов Академии, на кого ректор оказал особенно сильное и благотворное влияние был и будущий патриарх Алексий I, который глубоко почитал своего наставника и благодетеля.

С 1903 по 1910 год владыка Арсений возглавлял Псковскую епархию, причем с 1907 года в сане архиепископа. В Пскове его архипастырские заботы простирались на все стороны епархиальной жизни: он нес попечение о духовном благосостоянии и внешнем благополучии монастырей и приходов, часто совершал строго уставные богослужения, и не только в церквах кафедрального города, но и в дальних периферийных храмах, и за богослужением произносил глубокие содержательные проповеди.

Как прекрасный знаток церковной археологии, особую заботу имел о древних церквах, оберегал их от искажений при ремонте, опекал Псковскую семинарию, уездное духовное училище и церковноприходские школы. С подведомственным духовенством был, по своему обыкновению, строг и требователен. Иным казалось, что строг чрезмерно, до формализма. О нем рассказывали, что он «священников, имевших камилавки, но приезжавших без камилавок, не допускал к себе на прием, пока они не привезут камилавку, хотя бы надо было обратно ехать за 150 километров».

И все-таки духовенство Псковской епархии относилось к нему с сыновним почитанием. Заботясь о благосостоянии епархии и желая для этого услышать голос благоразумных пастырей, владыка завел регулярные епархиальные съезды духовенства.

Выдающиеся способности архипастыря были замечены и оценены Святейшим Синодом. В 1905 году он, в прошлом опытный профессор и ректор, был приглашен Синодом на пост члена Учебного Комитета, а уже в следующем году был назначен председателем Комитета, обнаружив незаурядные административные способности в деле руководства духовным образованием в России.

Состоя членом Предсоборного присутствия 1906 года, он возглавил в нем отдел церковно-учебных заведений. Искреннее, сердечное благочестие и широкий острый ум, разносторонняя образованность, непреклонный характер — снискали архипастырю всероссийскую известность. В 1907 году он был избран от курии монашествующего духовенства членом высшего законодательного органа — Государственного Совета. Его основательно аргументированные и блестящие по форме речи в Государственном совете были посвящены главным образом защите прав Церкви, отстаиванию незыблемости основ государственного строя, религиозно-нравственному состоянию общества, в частности борьбе с распространением пьянства и алкоголизма. В речи, произнесенной при обсуждении в Государственном Совете правового статуса старообрядческих общин, архиепископ Арсений сказал: «Со времени Крещения Руси святым Владимиром в православную веру сопряжение, говоря летописным языком, благоверия с властью сделалось основным принципом государственного строительства в Земле Русской, при всех переменах в организации этой власти Пока Россия — Россия, то есть пока в ней господствует православный русский народ, Православная Церковь естественно будет господствующей национальной Церковью в России».

Касаясь вопроса о праве перехода из одного вероисповедания в другое, мудрый архипастырь, имея в виду опыт иных стран, проницательно заметил: «Свобода совести необходимо завершилась атеистическим государством. Не к этому ли ведет или приведет и настоящий законопроект?»

В 1910 году архиепископ Арсений был переведен на древнюю и славную Новгородскую кафедру, которая в древности была на Руси второй после Киевской, а в XVIII веке, когда существовали ранги (классы епархий) считалась первенствующей в Российской Церкви. И в Новгороде владыка Арсений, несмотря на большую загруженность делами в Святейшем Синоде и Государственном Совете, всецело погрузился в заботы о благоустроен и и епархии, ее рассеянных по отдаленной периферии приходов, ее многочисленных старинных монастырей. Как и во Пскове, архиепископ Арсений в Новгороде особое внимание уделял охране церковных древностей, которыми этот город особенно богат. По его почину в январе 1913 года было открыто Новгородское церковно-археологическое общество. Попечению архиепископа Арсения обязаны своим сохранением фрески великого Дионисия в церкви Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, который, находясь на территории Кирилловского уезда, вместе с ним входил тогда в состав Новгородской епархии.

Поместный Собор 1917—1918 гг. избрал архиепископа Арсения товарищем Председателя. Авторитет архиепископа Арсения в Церкви был так высок, что Собор избрал его одним из трех кандидатов на Патриарший Престол. После избрания Председателя Собора святого Тихона Патриархом на большинстве пленарных соборных заседаний председательствовал возведенный в те дни в сан митрополита преосвященный Арсений. Это было нелегким делом. Революционная стихия, охватившая Россию в 1917 году, отражалась и в Московском епархиальном доме, где заседал Собор. Порой и там обстановка становилась подобной разбушевавшемуся морю. Но в руководстве Соборными деяниями митрополит Арсений обнаруживал и мудрую гибкость, столь свойственную ему твердую властность, не давая волнам человеческих и политических страстей захлестнуть и опрокинуть корабль Собора, который он неизменно направлял в церковное русло.

2 января 1918 года в Киеве был злодейски умерщвлен митрополит Матери городов русских святой Владимир, соименный Крестителю Руси. Когда весть об этой утрате дошла до Собора, состоялось соборное заседание, посвященное памяти убиенного архипастыря. Митрополит Арсений, на которого выпала честь выступить на этом заседании с докладом о праведном житии и мученической кончине своего собрата и старшего друга, сказал: «Такие жертвы, какова настоящая, никого не устрашают, а напротив, ободряют верующих идти до конца путем служения долгу даже до смерти».

В годы гражданской войны и беззаконных гонений на Церковь, митрополит Арсений, член Священного Синода, был ближайшим помощником Патриарха и разделял с Российским Первосвятителем ответственность за избранный курс церковной политики. Закрытие духовных школ, уничтожение монастырей, разорение храмов, кощунственное осквернение святых мощей, аресты и убийства служителей алтаря Господня, оголтелая атеистическая проповедь, братоубийственная война — все эти печальные явления доставляли ему много скорбей. В 1920 году митрополит Арсений впервые подвергся кратковременному аресту. Особенно тяжелым для Церкви был 1922 год — год ограбления ее под предлогом помощи голодающим, год судебных и бессудных расправ над архипастырями, пастырями и мирянами, год пленения Патриарха.

С 1922 по 1923 год митрополит Арсений снова был под арестом в Бутырской тюрьме и подвергался там бесчеловечным лишениям и унижениям. На допросах ему угрожали расстрелом. После судебного убийства священномученика Вениамина митрополит Арсений, имевший репутацию куда более правого деятеля, чем Петроградский архипастырь, мог ожидать для себя худшего. Одному неизвестному по имени священнику он с удивительной откровенностью признавался в том, какие тяжкие душевные муки испытал он в застенке. «Я уже старик, — говорил он, — ждать впереди нечего. Я монах от юности, наконец, архиерей: пример и образец христианства и христианского мужества, а вот никак не мог собой овладеть. Такая жажда жизни, такое нежелание умирать, такая тоска и борьба с собой, и страх смерти, и малодушие, что просто ужас!»

Но тот же священник рассказывал о его пребывании в тюрьме: «Ужасную роль посредников по делам ГПУ выполняли обычно впавшие в раскол епископы. Архиепископ Евдоким (Мещерский), обновленческий «митрополит», в стенах ГПУ понуждал митрополита Новгородского Арсения перейти в обновленчество. Митрополит Арсений сказал ему, своему бывшему сослуживцу по Московской Академии: «Но ведь вы же знаете, что обновленчество беззаконно!» — «Что же поделаешь, они требуют», — ответил архиепископ Евдоким, кивая головой на дверь чекиста. Когда митрополит Арсений остался непреклонен, архиепископ Евдоким с гневом сказал ему: «Ну, и сгнивайте в тюрьме!» — и с этим покинул узника.

За освобождением из под стражи патриарха Тихона последовало освобождение и многих других арестованных архипастырей. После выхода из тюремного узилища митрополит Арсений был отправлен в ссылку в Ташкент, откуда уже не возвратился до конца своей жизни. Но он продолжал оставаться правящим Новгородским архипастырем, управляя своей епархией через викарных епископов; в конце 20-х — начале 30-х годов — через своего ученика и почитателя владыку Алексия (Симанского), будущего Патриарха.

По освобождении из под ареста Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий 18 мая 1927 года образовал Временный Патриарший Синод, в состав которого митрополит Арсений был включен его первым членом. Правда, ввиду своего положения ссыльного он практически не мог присутствовать на заседаниях Синода, тем не менее через переписку и он участвовал в обсуждении и решении важных вопросов церковного управления. У митрополита Арсения был ряд критических замечаний по поводу знаменитой «Декларации 1927 года», но он никогда не ставил под вопрос замести-тельские права митрополита Сергия и, оставаясь в Синоде, разделял с ним ответственность за общий ход церковных дел.

За ревностное служение Богу и Церкви митрополит Арсении незадолго до кончины в 1935 году был награжден высшим церковным отличием — правом предношения креста за богослужением. Годы его архипастырского служения в Ташкенте были временем массового закрытия храмов по всей стране в небывалых прежде масштабах. Разорение Церкви доставляло митрополиту Арсению великую скорбь, но мужества и твердости духа он не терял. Архипастырь много внимания уделял тогда своему любимому делу, церковному пению. любил управлять хором, часто сам пел на клиросе. Несмотря на, казалось бы, совершенную безнадежность сохранить церковную науку, митрополит Арсений пытался поощрять церковно-исторические исследования. Так, по его отзыву на работу «Святые Вологодского края», первая часть которой была напечатана в 1895 году в Москве, а вторая представлена была в рукописи, — ее автор протоиерей Н. Коноплев в 1935 году был удостоен Синодом степени магистра богословия.

В ожидании скорой кончины митрополит Арсений просил близкого ему священника Александра Щербу похоронить его в простом, ничем не обитом гробу, а на могилу положить любимые цветы. Господь призвал к Себе верного, усердного и мудрого служителя, не дав ему застать почти полное истребление российского епископата, которое учинено было в 1937—1939 годы.

Блаженная кончина великого архипастыря последовала 10 февраля 1936 года. Погребли его около могилы его предшественника по Ташкентской кафедре, митрополита Никандра (Феноменова).

В середине тридцатых годов повсеместно продолжается закрытие церквей. В них, как это тогда было заведено, устраиваются клубы, мастерские, зернохранилища, склады, антирелигиозные музеи. Просьбы верующих вернуть им их храмы остаются безответными. Размах кампании по закрытию церквей вызвал возражения со стороны некоторых работников антирелигиозного фронта, которые не находили масштабы кампании адекватными целям атеистической пропаганды. В сентябре 1936 года Постоянной комиссией по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР подана была докладная записка в ЦК ВКП(б) под названием: «Состояние религиозных организации в СССР. Отношение их к проекту новой Конституции». В этой записке говорилось:

«Настоящие материалы по возможности на территории всего СССР суммируют данные, касающиеся преимущественно процесса ликвидации молитвенных зданий и применения советского законодательства, регулирующего этот процесс. В зависимости от возложенных на комиссию культов задач наблюдения за правильным проведением этого законодательства, записка представляет сводку неправильных применений законодательства о религиозных культах, не касаясь других сторон процесса отмирания религии, происходящего повсеместно. Ошибки и административные перегибы на местах, суммированные в записке, чаще всего обусловлены отсутствием выдержки и планомерности в работе со стороны местных работников. В известной конкретной обстановке, в особенности в местностях, где религиозные пережитки еще сильны, эти ошибки и перегибы часто приводят к нежелательным результатам: не содействуют изжитию религиозных предрассудков. Материалы записки главным образом касаются Православной Церкви. По другим культам сведения еще не обработаны и будут представлены комиссией дополнительно.

Состояние религиозных организаций:

Данные о состоянии господствующей Церкви до революции. По отчету обер-прокурора Синода за 1914 год (последний отчет) в пределах Царской России на 1 января 1915 года насчитывалось 1025 монастырей (550 мужских и 450 женских). Церквей — 54 692, часовен и молитвенных домов — 23 796. В монастырях всего состояло — 94 629 монашествующих, из них в мужских монастырях — 21 330 человек, в женских — 73 299 человек. В составе приходского духовенства насчитывалось всего 112 629 человек (протоиереев — 3246 человек, священников — 47 859 человек, диаконов — 15 035 человек и псаломщиков — 46 489 человек). Кроме того, числилось уведенными за лета — 5286 человек. В общем армия духовенства была 217 256 человек.

Точно установить общее количество церквей и духовенства до революции в существующих теперь границах СССР (без Польши, Финляндии и Прибалтики) не представляется возможным. Однако по отдельным республикам, краям и областям эти сведения имеются.

По данным, собранным комиссией в пределах РСФСР (нет сведений по Восточной Сибири, кроме Казахской и Бурятско-Монгольской АССР, Челябинской, Омской и Оренбургской областей) до революции насчитывалось 39 530 молитвенных зданий религиозных обществ всех направлений. В пределах УССР - 12 360, в ЗСФСР - 3965, БССР - 2283, Узбекской ССР — 10 903. Всего в пределах СССР (без Туркмении, Таджикистана и других отдельных краев и областей РСФСР) — 72 523 молитвенных здания».

В докладной записке приведены были такие сведения о количестве незакрытых молитвенных зданий по состоянию на 1 апреля 1936 года.

По РСФСР — 19 212, по Украине — 4487, по Закавказской ССР — 665, по Белоруссии — 477, по Узбекской ССР — 5712. Всего — 30 543. Однако из этого числа незакрытых молитвенных зданий 9638 не функционировало.

«Таким образом, — продолжают составители документа, — по СССР функционирует 23,5 процента всех молитвенных зданий, бывших до революции. По РСФСР функционирующих молитвенных зданий — 35,6%, по БССР — 9,9%, по ЗСФСР — 19,3%, по Узбекской ССР — 31%, по отдельным республикам, краям и областям наблюдается чрезвычайно пестрая картина. В некоторых почти совершенно не осталось молитвенных зданий. Так, в Якутской АССР функционирует всего одна церковь из 72 церквей, бывших до революции (1,3%), в ДВК функционируют 8 из 486 (1,6%), в Черкесской автономной области — I из 62 (1,6%), в Азербайджане — 69 из 1581 (4,3%), в республике немцев Поволжья — 17 из 301 (5,8%), в Армении — 40 из 617 (6,4%), в Саратовском крае — 62 из 1024 (6%). Одновременно в других краях и областях функционирует больше половины молитвенных зданий, бывших до революции. Так, больше всего работающих молитвенных зданий осталось в Ивановской области. Там функционирует 903 молитвенных здания из 1473, бывших ранее (61,3%). Вслед за Ивановской идут: Горьковский край, имеющий 1252 здания из 2213 (56,6%), Татарская АССР с 1343 зданиями из 2439 (55%), Московская область с 1993 из 3731 (53,4%), Кировский край с 266 зданиями из 552 (48,1%), Чувашская АССР со 160 из 328 (47,3%), Калининская область с 959 зданиями из 2070 (46,6%), Западная с 771 из 2046 (42%)».

Из этого документа видно, что осенью 1936 года на территории СССР оставалось около 20 тысяч функционировавших «молитвенных зданий», из которых, вероятно, около половины принадлежало Русской Православной Церкви. В начале января 1931 года Патриаршая Русская Православная Церковь имела 23 213 приходов. Только первая половина тридцатых годов унесла более десяти тысяч разоренных храмов. В Москве утеряны были: Казанский собор, который разрушали с 27 июля по 9 сентября 1936 года, вскоре после его реставрации под руководством Д. Барановского, Никольский греческий монастырь на Никольской улице (семейная усыпальница князей Кантемировых), храм Святителя Николая Чудотворца в Хлынове, Георгиевский монастырь на Большой Дмитровке, церковь Николы в Столпах, церкви Воскресения Словущего на Малой Бронной, Рождества Христова в Палашах и множество других храмов из знаменитых «сорока сороков».

В 1935 году прекратилось издание «Журнала Московской Патриархии», который начал издаваться в 1931 году под редакцией митрополита Сергия.

В середине тридцатых годов Патриархия уже не располагала возможностью для замещения кафедр, обезглавленных арестами правящих и викарных архиереев. В эти два года, 1935 и 1936, совершено было только пять архиерейских хиротоний: Феодора (Смирнова) — во епископа Пензенского (через год после хиротонии арестован), Фотия (Пурлевского) — во епископа Читинского, Бориса (Воскобойникова) — во епископа Кинешемского, викария Ивановской епархии, и Серафима (Шамшаева) — во епископа Читинского. Число новохиротонисанных архиереев несоизмеримо было с числом арестованных, сосланных, удаленных с кафедр (в 1935 году хиротонисали троих, оставили кафедры 23 архиерея; в 1936 году хиротонисано двое, оставил кафедры 31 епископ). Вследствие этого начиналось разрушение всей церковной организации.

Угроза нависла и над существованием самого Церковного центра. Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Петр находился в заточении и был уже совершенно недосягаем для церковных людей, а Заместитель Местоблюстителя, митрополит Сергий, сам оказался под прямой угрозой ареста. Поздравление митрополита Японского Сергия (Тихомирова) в адрес Заместителя Местоблюстителя в связи с присвоением ему титула «Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского» послужило поводом для обвинения Заместителя Местоблюстителя в шпионаже в пользу Японии. В сфабрикованном деле использованы были и такие обстоятельства, как пребывание митрополита Сергия в Японии с 1890 по 1893 год и во второй раз — с 1897 по 1899, а также хорошее знание им японского языка.

Ареста не последовало, но одним из следствий шантажа явилось издание 18 мая 1935 года указа о роспуске Временного Патриаршего Синода. После этого управление всеми епархиями Русской Церкви осуществлялось митрополитом Сергием с помощью одного викарного архиерея епископа Дмитровского Сергия (Воскресенского). А Патриаршая канцелярия состояла тогда из одного секретаря и одной машинистки.

Епископ Сергий (Воскресенский), впоследствии митрополит, родился в 1897 году в семье московского священника. До революции он успел окончить духовное училище, ас 1918 по 1922 год служил на гражданской службе. В 1922 году поступил послушником в Данилов монастырь, но только через три года принял постриг. После чего был скоро рукоположен в сан иеродиакона, потом иеромонаха. С 1931 года помогал митрополиту Сергию в редактировании «Журнала Московской Патриархии», а 29 октября 1933 года был хиротонисан во епископа Коломенского. В 1934 году переведен на Бронницкую кафедру, а в феврале 1936 года — на Дмитровскую. К середине 30-х годов он стал ближайшим помощником Заместителя Местоблюстителя, который ценил его за большие административные способности, ясный ум, красноречие. Часть верующих относилась к нему с недоверием, подозревая его в связях с НКВД и даже в доносительстве.

Оказавшись в начале Великой Отечественной войны на территории, занятой немцами, митрополит Сергий (Воскресенский) составил записки, в которых замечательно верно и с большим знанием дела представлена церковная жизнь тридцатых годов.

Глава Русской Православной Церкви Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Петр в 1936 году томился в одиночной камере Верхне-Уральскои тюрьмы особого назначения. Это было режимом полной изоляции от мира, от человеческого общения. Надзирателям запрещено было выводить «заключенного номер 114». Первоиерарху Российской Церкви не разрешали не только прогулки в тюремном дворе (здесь его могли увидеть посторонние) или покупки в тюремной лавке продуктов, чтобы как-то разнообразить свой стол, но даже иметь собственное имя. Во всех ведомостях и отчетах он значился под «номером 114».

23 июля 1936 года заканчивался очередной срок его заключения, но выйти на свободу ему не дали. Двумя неделями раньше Особым совещанием при НКВД СССР было принято Постановление: «Ходатайствовать перед Президиумом ЦИК СССР Полянскому Петру Федоровичу (он же митрополит Крутицкий) продлить тюремное заключение сроком на три года». Ходатайство было удовлетворено. Выслушав приговор, митрополит Петр, ожидавший худшего, сказал: «А все-таки я теперь не умру!»

2 августа старец-исповедник обратился к начальнику тюрьмы Артемонову с просьбой уделить ему несколько минут. Узник сказал, что он Глава Церкви, Патриарший Местоблюститель, и за это одно находится в заключении, где держат его несправедливо и бессмысленно, потому что он уже назначил трех заместителей, а каждый из них — еще по три, и заместителей хватит на тысячу лет. После доклада начальника тюрьмы об этом разговоре оперуполномоченному НКВД Яковлеву, тот наложил на рапорте резолюцию: «Приобщить... к делу... Учтите, что заключенный «номер 114» делал попытку установить связь с внешним миром и использовал для этого ныне уволенного врача тюрьмы, поручая ему передать от него митрополиту Сергию икону».

Между тем на волю и за рубеж поступали ложные сведения о судьбе заключенного Местоблюстителя. Еще 3 ноября 1935 года в нью-йоркской газете «Новое русское слово» было напечатано, что от экзархии и Московской Патриархии поступило сообщение следующего содержания: «У нас имеются сведения об освобождении митрополита Петра, но пока только от знакомых американцев, на днях вернувшихся из Москвы, видевших и беседовавших с владыками митрополитами Сергием и Петром».

Затем та же газета сообщает читателям совершенно ложную информацию: «Около месяца тому назад из кругов московского духовенства пришло сообщение: «У нас имеются сведения об освобождении митрополита Петра. Митрополит Петр Крутицкий шесть недель тому назад возвратился из ссылки и в данное время находится в городе Коломне. Здоровье Патриаршего Местоблюстителя находится в весьма неудовлетворительном состоянии, в особенности ноги, которые от простуды гноятся».

Возможно, это были слухи, появившиеся от отсутствия каких бы то ни было сведений об узнике, а еще более возможно — следствие дезинформации, сознательно фабрикуемой агентурой НКВД.

Но хуже того, после вынесения постановления о тюремном заключении митрополита Петра на три года дезинформирована была и Московская Патриархия, куда поступило сообщение о мнимой кончине Местоблюстителя в заключении 11 сентября 1936 года.

В связи с этим 27 декабря Патриархией был издан «Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)».