В воскресенье за вечерней (параклисис Божией Матери) 6.03.1922

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Я вам в прошлое воскресенье говорил о том, что Церковь не стыдится говорить о всех членах человеческого тела, потому что не считает нечистыми эти члены и все действия, связанные с ними, потому что Церковь свята и для неё нет ничего грязного. А ведь для нечистого — всё нечисто. Коли так говорит она о людях, что же можно сказать о Владычице, у Которой, конечно, всё называется собственными именами, ибо что у Чистейшей может быть скрываемо как нечистое, постыдное? А меня некоторые упрекали, что я с амвона выношу грязь, а теперь и вам ясно, кто это может называть грязью. Мне вот одно кажется странным: к врачу приходить и раздеться у него можно, рассказывать ему всё в подробностях можно, для того чтобы продлить на один или два года свою жизнь или избежать некоторых страданий, а пастырь с амвона не может говорить о том, чему нас учит Церковь...

Пришли ко мне ещё люди и сказали: «Мы ожидали большего, потому что между современной молодёжью посильнее бывают разговоры, особенно когда речь идёт о медицине» (видимо, вывод из собственного опыта). Я растерялся и не знал, что мне ответить, да и сейчас не знаю, что сказать «на это».

Сегодня мне хочется разобрать ещё две страсти: чревоугодие и гортанобесие.

Всех людей можно разделить на три разряда: жрущих, или лопающих; едящих и вкушающих. Есть такие люди — их можно всюду наблюдать: в вокзалах, буфетах и тому подобном... Сидит человек в буфете, например, и весь поглощён одной мыслью, что ему сейчас съесть, берёт ещё только карточку с меню, а глаза уже загораются похотливым огоньком, он уже мысленно смакует блюда, с видимым наслаждением выбирает меню и ждёт... Наконец ему подают заказанное, и вот здесь можно увидеть нечто отвратительное: он начинает буквально лопать по-скотски, теряя человеческий облик, потому что в этот момент всё духовное, мысли, настроения у него в одном наслаждении от принятия в себя пищи. Эти люди бывают часто недовольны приготовленной пищей, никто им угодить не может при всём желании и старании. Люди второго типа едят всё, что им ни подадут, только бы быть сытыми, наполнить побольше чрево. Такие люди могут есть целый день. Идёт мимо шкафа, откроет, что-нибудь положит в рот. Зайдёт в чулан, наложит в карманы еду и так весь день ходит и ест. И третьи — вкушают, то есть отдают себе отчёт в том, что делают, и благодарят Бога за Его милость к ним, потому что считают себя недостойными за свои грехи есть такую пищу. Вот поэтому один прозорливый старец, сидя за трапезой, видел, как некоторые монахи едят конный помёт, вторые — простой хлеб и третьи — пшеничный, необыкновенной белизны. То есть первые жрут, вторые едят, а третьи вкушают с молитвой. Отсюда вытекает, что бы кто ни ел, хотя бы очень сладко, все это только по попущению Божию, по Его Святому Промыслу; потому что если Он чего-нибудь не захочет дать, то хоть лоб расшиби, а не получишь, и надо за всё принимаемое благодарить Бога, как за дар.

Ещё можно разобрать страсть зрения. От нехранения глаз много страстей входит в человека. Знаю, в пустынных монастырях монахи всегда смотрели в землю, чтобы через зрение не давать возможности скитаться помыслам по предметам, которые перед глазами проходят, а непрестанно пребывать в Боге. И слышал, ещё будучи в миру, такую вещь (это теперь, конечно, ни за что считается, а 20-30 лет тому назад молодёжь была поскромнее): по Кузнецкому мосту нельзя было обогнать ни одной девушки, не заглянув ей в лицо, чтобы дать ей оценку. А чего только в этом взгляде не прочтёшь? Между тем, как бы надо было подумать, увидев красивое лицо? Хвалу воздать Творцу, создавшему всякую красоту.

Одному пустынному старцу-схимнику пришлось полить сад. Он надвинул куколь на самые глаза так, что видел только носки своих ног, а другой монах подглядывал за ним, как он будет работать, и когда увидел, как ему неудобно поливать, сказал ему об этом. Схимник ему ответил замечательными словами: «Я боюсь, как бы мне не увидеть деревьев, чтобы через них не вошли в меня помыслы, которые могут отлучить меня от Бога!» Вот как наши отцы боялись потерять благодать Божию через посторонний помысл. А у нас зрение служит только для того, чтобы подсматривать, высматривать, усматривать и так далее. Авва Дорофей вопросил Великого Варсонофия, можно ли молиться в церкви с закрытыми глазами, потому что окружающие смущаются этим, а у него от такой молитвы сосредотачивается ум, и ему легче бороться с помыслами. Великий Варсонофий ответил, чтобы авва Дорофей молился так, от чего больше получается пользы, и не обращал внимания на окружающих. Из всего сказанного ясно, как нужно всякую страсть пресекать, а все помыслы сосредотачивать на лицезрении Бога.

Аминь.

О заповедях блаженства